Проект Maxmusic`a ФИЛОСОФИЯ СВОЛОЧИ

    Это про тебя, это для тебя и это достойно тебя.
      Ты герой, герой-это ты, твой героизм сродни героическому "ты".
        Смейся и плачь, плачь или смейся. Во всяком случае в зеркале ты.

Часть первая

Глава первая. Это я

    "Я стал злым и нервнопаралитическим", мыслишка просочилась в голову.
    Дверь скрипнула... Голова жутко болела отчасти из-за недосыпания, очасти из-за того, что только что шибанул ею самою по двери.
    Эта долбанутая дверь снова скрипела.
    "Давно не смазывал - подумал я - и не смажу, к черту её".
    Не соглашаясь со мной, дверь еще разок жалобно взныла, за что в очередной раз получила кулаком. Заткнулась...
    На часах стрелки плясали, образуя ненавистную мне свистопляску. Без двадцати восемь.
    Часы меня тоже боялись. Каждое утро они получали от меня за свой отнюдь несвоевременный звонок. А ведь мне так хотелось спать!!!
    Я встал и подошел к окошку. Был жуткий денек: солнце орало во всю глотку, что ровно через двадцать минут все добропорядочные граждане просто-напросто обязаны присутствовать на своих рабочих местах. Задницу в кресло и сиди, бумаги подписывай.
    Эти самые добропорядочные граждане, будто мерзкая тля, уже облепили автобусные остановки, и, точно букашки, готовые пришибить друг друга за кусочек яблоневого листочка, боролись за право кинуть свою задницу на мягкое сиденье транспорта...
    "Задницы! Везде одни задницы!" - я с треском вытащил из шкафчика чайничек и кинул его на плиту. "Херня, товарищи, на работу надобно идти, а я все чай жду!"
     Чай оказался вовсе не вкусным, хотя эта дура его хвалила. "Ой, - говорит - хороший такой, вот мы каждый вечер с мужем пьем!" - У такой мымры муж еще, идиотина...

    Распахнув дверь подъезда, я увидел солнушко, которое постучало мне по башке и учтиво спросило, почему ж я ему не рад? Я его мысленно послал, на что оно, как назло, ответило еще большей яркостью сияния. Чтоб ты сгорело чтоли!
    Сев в троллейбус, я нашел время порыться в кармане своего пиджака. "Че это такое? Откуда оно у меня?" - я тупо рассматривал бумажку с какими-то цифирками и буковками - "Енто что за пароли?".
    Кондуктор пристраивалась рядом и уже чего-то хотела рассказывать про вред безбилетной езды, но я вежливо откупился от её бредней пятью рублями, и она успокоилась.
    "Это телефонный счет! - меня буквально осенило. - Однако ж! Когда это я с Москвой разговаривал? ... А! ... Было один раз, с Машей... Кстати, надобно будет ей позвонить, давно не слышались..."
    Приятный женский голос на записи что-то рассказывал. Я стал прислушиваться, но вскоре понял, что до меня ничего не доходит. "Отупел я чтоль в конец?" - подумал я и, подойдя к кондуктору, попросил объяснить, что-де там вещают. Кондуктор ответила, что это нововведение, и теперь названия остановок говорят аж на трех языках: сначала на татарском, потом на английском, а уже потом на русском. Неприятно удивленный, я все же попросил ее перевести мне столь приятную тираду сразу на славянский.
    Дверь уже закрывалась, а кондуктор мне подробнейшим образом называла остановку, на которой я должен был выйти...
    Пламенно вспомнив Парижскую Богоматерь и проехав еще одну, совершенно ненужную мне, остановку, я выпал из троллейбуса и продолжил свой путь.

Глава вторая. Цветочки

    Недалече от остановки перекопали тротуар.
    Я, не задумываясь, шел, ибо не знал об инновации местного дорожного управления. ..... Ботинок промок насквозь, я проматерился и стал глазами искать рабочих. На скамейке во дворике сидели три бабёнки в оранжевых телогрейках и курили. Я подошел к ним:
     - Гражданочки, позвольте, что это такое? Вы тротуар перекапываете?
     - Мы не перекапываем, - самая нахальная из них с интересом посмотрела на меня и художественно затянулась - Мы, товарищ, газон организовываем!
     - Какой, к чертовой матери, газон? Ну, даже если газон, то почему нет предупреждающих ограждений. Я, например, по вашей милости в грязюку вляпался! - сказал я, показывая левый ботинок и подол трехгодичной давности плаща.
     - И че?, - та, что сидела слева демократично сплюнула на землю - Идите жалобу пишите, если не нравится, как мы работаем...
     - Ага, как же, жалобу на вас! Пользуетесь тем, что у честных людей ни времени ни силенок нету!
    Вот и получается, что все работают как могут, а точнее как хотят, а не хотят они никак! Вот и строители коммунизма вам...
    Я спустился с горки, думая тем временем, где бы помыть обувь и незаметно подошел к школе.
    Вот здесь я работаю! Знакомьтесь, 321 школа - серое здание проекта архитектора-выпускника казахских бескрайних степей. Летом в нем невозможно жарко, а зимой - холодно. Огромный зал на 1000 человек и маленькие кабинеты с партами всего в два ряда. Сумасшедшая планировка, теорему которой я запоминал полгода, и так до конца и не запомнил. Сумасшедшие дети, сумасшедшие коллеги. А вот, впрочем, и они...
     - Здравствуйте, Александр Николаич,- это она мне чай рекомендовала - Как чаек?
     - Анна Вячеславовна, разве сейчас чаевничьем заниматься? Извините меня, пожалуйста, работа...
    Мымра проводила меня труднопонимаемым взглядом, означающим нечто среднее между осуждением и прощением, мол "вы такой милый, как вам не простить?"
    Мой хищный девятый "Б" уже приветствовал меня. Я окидывал их мимолетными "драстями", так как до урока было уже не более двух минут. Вдруг на горизонте показалась моя "босса" Сания Фархиевна. Я не придал этому событию большого значения, и, как впоследствии оказалось, зря...
     - Здравствуйте, Александр Николаевич, - эта гадина произносила мое имя нарочито четко, показывая всю значимость своей болтовни. - Что у вас на ногах?
    Я секунды две подумал, что же у меня на ногах, и все же не удержался и переспросил:
     - Где?
     - На ногах, - еще больше отчетливости чудилось мне в ее голосе. "Ей бы Гитлера озвучивать", - почему-то подумал я.
     - Это я в грязи испачкался, - непосредственно проговорил я. - Там на улице дорогу перекопали, а знаков не поставили.
     - Так смотреть нужно! Мы с учениками боремся, чтоб они в чистой обуви ходили, а вы какой пример им подаете?
     - Д-да, конечно, сейчас, - я уже бежал к туалету. Ну ведь не понимает эта дура ничего! Разве я виноват, что дорогу перекопали? И такие на должностях ведь, идиотская страна!
    Звенел звонок,а я стоял на одной ноге, подставив ботинок под холодную струю воды (горячей не было). Это меня уже не удивляло, все путем в стране советской...
    Дети стояли около кабинета…

Глава третья. День рождения

    Мы зашли в класс, дети как-то хитро улыбались... Что-то не так!
     - Александр Николаевич, с Днем Рождения!- кто-то с задних рядов скомандовал на "три-четыре" и сводный хор 9"Б" спел мне дифирамбическую песенку с западным уклоном "Хэппи бёздэй ту ю"...
     - Александр Николаевич, это вам от нашего класса, - Катя Родина подносила мне коробку шикарных конфет.
    "А ведь, и правда, у меня сегодня день рождения! Как я раньше не вспомнил? Вот те на!"
     - Спасибо, ребята! Я очень тронут вашим подарком. А я и забыл о дне рожденья!
    Дети хихикнули...
     - И, тем не менее, пора начинать урок. Кто сегодня хочет пятерку заработать?


    На переменке я снова имел счастие увидеть директрису Санию Фархиевну. На этот раз она была благосклоннее.
     - Да, кстати, Александр Николаевич. С днем рождения вас! От всей души поздравляю! - она уже хотела поцеловаться, но я ненавязчиво отклонился от ее телесных побуждений. Она уже строже и сдержанней заметила, что сегодня следовало бы прийти на педсовет.
     - Да, конечно, я буду,- сказал я, хотя идти на педсовет мне не хотелось смертельно. "Может колбаски подарят в честь дня рожденья!? Схожу, ладно!" - подумал я.
    Сания Фархиевна отряхнулась, как старая утка после купания, и пошла по своим утиным делам. На горизонте промаячил учитель труда, товарищ Семируков. (Подходящая ему фамилия.) Ниче так мужик, добрый, но тоже с хитрецой.
     - Здравствуйте, Антон Данилыч, - я уже пожимал трудяге руку.
     - Драсте-драсте! У тебя сегодня, говорят, денюха?
     - Что? Ах, день рождения? -Да! Сегодня, только я о нем и не вспомнил даже сам.
     - Эт ты, брат, зря! Праздники нужно любить и особенно отмечать! Угощаешь сегодня?
     - Антон Данилыч, у меня денег нет. За телефон еще не заплатил, какой тут!
     - Тогда, я угощаю! Все путем!
    "Нет, ниче, нормальный мужик, добрый", - подумал я, уже согласившись на вечернюю пьянку. "В конце-то концов, могу я себе позволить один раз поразвлечься или нет?"
    Решив все-таки, что могу, я отправился объяснять 10 классу трагедию мирового капитализма, выраженную в итогах "Холодной войны" на примере США.
    Тяжело объяснить то, во что не веришь. Еще сложнее понять, во что же ты все-таки веришь. Так или иначе, деньги я получаю за изложение уже готового, пусть и неверного, но идеологически выдержанного материала, а не своих теофилских суждений. А посему, надо работать и делать то, чего от тебя ждут.
    В сумеречном состоянии я отправился вести урок...
    8 часов с двумя окнами были благополучно прожиты, и я, уставший и измождённый, отправился на педсовет...

Глава четвертая. Педсовет

    На педсовет вызвали одного из моих учеников, Диму Маскина. Он "систематически пропускал уроки, нарушал внутришкольную дисциплину, подрывал общую успеваемость класса" и т.д. Директор вынудила его произнесть речь о том, что "больше такого не повторится, я буду выучивать все заданные мне уроки" и всю обычную в таких случаях дребедень.
    После этого Сания Фархиевна отпустила бедного мальчонку домой, подвела итоги недели, всыпала по первое число всему живому в радиусе 10 метров от себя и, наконец-то, притихла.
    Слово взяла (ужас как не люблю официализмы, но она действительно это самое "слово" прямо-таки "взяла") Таисия Владимировна - всемогущий заведующий учебной частью по воспитательной работе. Воспитывала она преимущественно учителей, так как детей боялась, и они ее не слушались, но была в фаворе у директрисы и поэтому мнила себя великой менторшей.
     - А теперь о приятном. Сегодня у нашего преподавателя истории Александра Николаевича день рождения! По этому поводу мы сегодня организуем маленький фуршет. Прошу всех в мой кабинет.
    К столу Таисии Владимировны были присобачены две парты, причем разной высоты... Из-за этого пиршество у нас получалось какое-то трехъярусное.
    Как я и ожидал, выдали сухой паек, состоящий из колбасы, пачки макарон и бутылки "Анапы". Я предусмотрительно все это спрятал (дома тоже надо кушать) и сел за стол.
    Этот самый стол ломился от тяжести четырех банок шпротов, 2 бутылок водки и одной моей "Анапы" (как она все же оказалась у них - мне не ведомо).
    Тост взяла Анна Вячеславовна:
     - История есть наука о жизни. Также общеизвестно, что история через определенное время повторяется. Предлагаю выпить за то, чтобы этот день - как история - у Александра Николаича повторялся всю его длинную и счастливую как история жизнь.
    Никто бессвязности не почувствовал, потому как хотелось поскорее выпить...
    Асия Нажибовна сильно налегала на водку, так что через полчаса у нас ничего не осталось.
    Следует заметить, что жизнь есть сборище парадоксов (мысли поперли после третьей рюмки). Вот, кто больше пьет, а? Как вы думаете? В нашей школе, например, это те люди, про которых вы никогда не могли ничего дурного подумать. Какая-нибудь добропорядочная леди-учительница английского пьет беленькую чуть ли не хлеще физкультурника. Вот ведь как бывает!
    Вот и сейчас Асия Нажибовна уже хотела исполнить татарскую народную песню, а Анна Вячеславовна вспоминала, за что же она пила только что...
    Я подумал, что мне стоит пойти домой, вежливо попрощался и направился к выходу... Подозреваю, что они там еще пили без меня... Ну, да мне какое дело... Мне уже хватит...

Глава пятая. Демократические сны

    "Мне уже хватит", - подумал я, покупая на последние деньги чекушку в киоске. "И чего это я сегодня так напился? Денег нету, а я тут водку пьянствую. Низзя! Хватит!", - и, тем не менее, закусывал последний стакан данной мне в школе колбаской с хлебом. "Надо сварить макароны, но лень", - я уже ложился на диван и засыпал.
*************************
     - Александр Николаич, здравствуйте! Идите ко мне, - я продрал глаза и увидел Анну Вячеславовну по пояс в воде, с распростертыми обьятиями. Я огляделся - это был какой-то образцово-показательный пляж, вроде тех, что бывают в собственности у членов нашего ЦК.
    Я поморщился - Анна Вячеславовна никак не входила в план моего пребывания на этом курорте, и вместо нее оказалась Маша. "Уже лучше", - подумал я и направился к ней.
     - Что ты здесь делаешь, Машенька? Как я рад тебя видеть, дорогая!
     - Мы здесь газон устраиваем, - вместо купальника на Машеньке уже была надета оранжевая телогрейка. - А ежели не нравится, тогда идите к товарищу Семирукову и жалуйтесь!
     - К кому?, - я упорно не понимал суть происходящего.
     - На руках у вас что? Я вас спрашиваю, что?, - вместо Машеньки передо мной уже находилась Сания Фархиевна, одетая как грузинский чабан.
    Я посмотрел на руки, на них были надеты валенки.
     - Валенки, - я ни капли не соврал.
     - Да разве это валенки? Мы всем своим пастухам велим надевать сапоги, а вы в валенках! Какой пример вы им подаете? Да, кстати, вы проехали свою остановку, - приятный голос с записи объявлял мне радостную весть.
     - Какую остановку, - на что Анна Вячеславовна, опять очутившаяся передо мной, настоятельно порекомендовала больше не пропускать уроков, хорошо учиться, а не то меня исключат из пионеров, а лучше пропустить в ее компании стаканчик-другой портвейна...
     - Конечно, я больше не буду, - пролепетал я, уже стоя в валенках в воде, с рюмкой в руке.
    Вдруг где-то послышался звонок.
     - Что это, - спросил я, но никто не отвечал. В квартире было темно. Звонил телефон.
    "Приснилось", - понял я.
    Телефон настойчиво требовал оказания внимания с моей стороны. Я нехотя встал и подошел к аппарату.
     - Алло?
     - Саша, здравствуй, это я.
    В трубке был слышен голос Машеньки, моей Машеньки. Вот уже почти пять месяцев, как она уехала в Москву, она там учится в театральном, и мы не виделись. Как я соскучился по ней!
     - Привет, дорогая моя. Но почему в такой час?
     - Али ты не рад моему звонку?, - ох уж, любят эти женщины над нами издеваться. - У тебя странный голос, что с тобой?
     - Три часа ночи, вполне нормальный для этого времени голос...
     - Ладно, у меня срочное дело... Мне нужно немного денег...
     --Эх, Машка! Мне ли они не нужны...
     - Мне очень нужны... Экзамены: без денег здесь ничего не получится... Смог бы ты достать мне рублей, скажем,500?
     - Сколько? Откуда у меня при зарплате в 120 такая сумма?
     - Сашенька, ну постарайся, я тебя очень прошу. Ты ведь не хочешь, чтобы я расплачивалась натурой?
    Я подумал и понял, что, и правда, не хочу...
     - Когда?
     - Через два дня...
     - Я постараюсь...
     - Спасибо, Сашка. Целую, денег больше нет на разговоры... - Трубка издавала гудки ровно в такт моему сердцу...
    "Где я ей найду такие деньги?" - таракан учтиво поклонился мне и убежал с куска колбасы, неосмотрительно оставленной мной на столе.
    "Херня, товарищи!" - подумал я. "Вот тебе и секс по телефону".

Глава шестая. Деньги

    Так толком и не поспав, с утра я пошел по знакомым - деньги собирать.
    Первым пунктом моей сегодняшней увеселительной программы была встреча с Василием, школьным товарищем. Друзья мы с ним, можно сказать, со школьной скамьи. В бассейн вместе еще ходили, кажется. ... Или это не с ним. Не помню так, чтобы очень... Работал он сейчас на каком-то заводе главным инженером. Ну, думаю, такой человек даст взаймы, это как пить дать...
    Подойдя к дому, я увидел его жену в болгарских брюках, явно не на нее шитых (размерчик маловат) моды второй пятилетки, выносящую какие-то мешки и ведра, а вскоре показался и сам хозяин...
    Василий открыл багажник своего "Москвичонка", и тут подошел я:
     - Молодой человек, вы что-то хотели, - его женушка сердито отгоняла меня от машины.
     - Да, Елена Васильевна, здравствуйте. Хотел бы... вот...
     - Вася, это же Александр Николаич...
     - Какой еще Александр Николаич, - бурчал из багажника Васька, пытаясь уместить в нем все ведра и мешки. - Сашка! - он вдруг вылез и очень удивился.
     - Какими судьбами у нас, - спросил он, на самом деле спросив "Чего тебе надо от меня?"
     - Здравствуй, Вася! Я... это... за помощью...
    Васька расчухал, что сейчас придется давать взаймы, и сказал:
     - А мы, вот видишь, уже почти уехали.
     - Куда уехали?
     - В сад, куда же еще, весенние работы...
     - Ааа... весенние работы - это хорошо! Вась, у меня к тебе вот какое дело: мне надо срочно занять 500 рублей...
    Василий, никак не ожидавший такого поворота событий, переспросил:
     - Сколько?
     - 500 рублей, - спокойно повторил я.
     - Саша, ну ты сам понимаешь, что это невозможно! Мы вот, понимаешь, собрались менять... - при этом он посмотрел сначала на жену, а потом на машину так, что было не понятно, что же он все-таки собирался менять.
     - Вася, Машеньке срочно требуется... Сколько сможешь...
    Он сбегал наверх в квартиру и пыхтя притащил стольник.
     - Больше не могу, извини, - я его уже простил и с благодарностью пожимал руку, другой в то же время засовывал деньги в карман.
    Я запрыгнул в троллейбус, проехал три остановки и направился к Ане. С ней мы работали в воспитательном центре, одно время даже встречались, ну не сказать, чтобы очень, но нормально, но не часто, но все-таки... И вот, сейчас я шел просить у неё помощи.
    Она тоже удивилась, увидев меня на пороге. Поразительно, но я никогда не вхожу в людские планы, и если появляюсь на их пути, то мне все бывают очень удивлены.
     - Ну, заходи, не стой на пороге.
    Аня была умной женщиной и поэтому сразу спросила:
     - Сколько?
     Я не стал испытывать судьбу и сказал:
     - 400... Рублей...
     - Ну, еще б он долларов просил, ишь нашелся, в советской стране только рубли, можно не уточнять! - Она рассказала мне про свое трудное материальное положение, и мы сошлись на сумме в 300 рублей со сроком отдачи через полгода. Я выпил свой чай и вышел из ее квартиры.
    "Ладно, еще 100 возьму в счет зарплаты", - я зашел в лифт, думая о всем приятном, как вдруг свет погас, и лифт благополучно встал.

Глава седьмая. Лифт

    Было жутко темно, паршиво и неприятно. Не сказать, чтобы страшно, но и не развлечение тоже.
    Кнопка вызова диспетчера давно была сожжена, но все еще работала. Жующий голос на том конце спросил:
     - Улица, номер дома, подъезда, между какими этажами застряли? - на меня пахнуло картошкой с чем-то очень невкусным. - "Жрут, гады", - подумал я.
     - Алексеева, третий дом, где-то между третьим и пятым этажом, - я отвечал, зная, что на том конце всем до меня абсолютно по фиг.
     - Ждите, - ответили там и брякнули ложкой по банке.
    Приблизительно через полчаса послышались два пьяных голоса.
     - Анатольич, ты сегодня трезвый?
     - Поч-чти...
     - Значит, надо выпить...
     - Денег нет...
     - Значит, надо достать эти самые деньги...
     - Ну ты, Серега, умный. А где их достать?
    Они, видимо, и вправду не знали, на какие шиши им опохмелиться.
     - Товарищи лифтеры, я здесь, - они уже шли ко мне.
     - Чего орешь, застрял что ли?
     - Ну конечно! Помогите, откройте, пожалуйста, лифт...
     - А сколько дашь?
    Я подумал, что служба эта бесплатная и платить не захотел.
     - Ну не хочешь - как хочешь! Пошли, Серег...
     - Стойте... три рубля, идет?
     - За три рубля лифтеров вызывай... Пошли, Анатольич...
     - Постойте, а вы разве не лифтеры?
     - Серег, ты лифтер?
     - Неа...
     - И я не лифтер... Мы граждане Советского Союза, - он тряс указательным пальцем, показывая всю значимость своего гражданства для нашей Родины.
     - Пять рублей, - я чуть не плакал - так жалко мне было эти деньги.
     - Вот это другое дело, - они разворотили дверь этажом выше и каким-то крюком подтащили меня к выходу.
     - А лифт вы чинить не собираетесь? - они, конечно, не собирались, о чем мне и поведали.
    Я отдал им пятерку и отправился домой.

Глава восьмая. Почта

    Утро, как обычно, не принесло мне жгучей радости, хотя из радиоприемника звучали пламенные призывы к физзарядке...
    Троллейбусы не ходили по причине обрыва провода. Автобусы, уходя в противоположную сторону, не возвращались. Опоздал я минут на пятнадцать, но ребята, привыкшие к моему образу жизни, тихо-мирно бесились в кабинете, где я был должен вести урок. Милые, умные дети...
    Сания Фархиевна нехотя выдала мне 100 рублей в счет зарплаты, и я отправился на почту, благо рабочий день у меня был сегодня довольно коротким.
    У входа в почтовое отделение какая-то бабушка затрясла передо мной письмецом и промолвила:
     - Куда прешь, буржуй проклятый? - она загородила мне проход.
     - Вестимо, бабуля, на почту... Только вот почему ж я буржуй-то? - я был довольно доброжелательно настроен.
     - А то не буржуй! Ежели лезешь вперед, значит буржуй... Эх, не добили мы вас в семнадцатом году...
    Я не стал вдаваться в подробности ее шестидесятилетней давности похождений и спросил:
     - А почему такая очередь?
     - А там вот такие же как ты работают. Вместо пяти человек на месте всего две! Это надо же, распоясались... В наше время таких как вы расстреливали!
    Тут уж я не выдержал:
     - А не заткнуться ли вам, уважаемая! Вас, я смотрю, не достреляли... Удивлен, признаться, очень удивлен!
    Она притихла...
    Человек - это животное. Оно не понимает по-хорошему. То есть, конечно, понимает, но не всегда. А ежели не понимает, то стоит по-плохому. И ничего в этом антигуманного нет. С чего люди вообще решили что они избранные, что они в праве сами себе устанавливать законы и сами же их нарушать? Что за слово такое - гуманизм? За что нас любить? За что любить тебя, за что меня? Только за то, что мы люди? Стоим ли мы этого? И в праве ли назначать себе цену? Нет, говорим, цены человеческой жизни. А есть цена жизни собаки, коровы или настольного фикуса, не так ли? Так почему мы решили, что мы бесценны? Кто знает, может быть, там, наверху, нас покупают и продают по три копейки за человека?
    Простояв около получаса, я добрался до окошка отделения, и только собирался попросить отправить мой денежный перевод, как вдруг это окошко захлопнулось и голос из-за него пробурчал: "Обед!" Я посмотрел на часы - без десяти минут двенадцать...
     - Позвольте, еще десять минут!
     - Я же сказала, обед, - голос оттуда был не вполне доволен моим наставлением. - А ежели не нравится, пишите жалобу.
     - Напишу, обязательно. Товарищи, не занимайте вместо меня, я здесь, - я уже пробирался к жалобной книге...
    Шариковая ручка, прилагавшаяся к книге, почему-то не писала. "Гады", - подумал я. "Ручку без пасты повесили". Я достал свою и написал: "21 апреля сего года, зайдя в почтовое отделение, я, тов. Михеев А. Н., не смог отправить денежный перевод в виду того, что обеденный перерыв начался неоправданно раньше, без десяти минут двенадцать, - я подумал и переправил "без десяти" на "без пятнадцати", - по вине работников почтамта. Прошу вынесения выговора в строгой форме, - я уже нес какую-то чепуху, - всем работникам этого почтового отделения. И это во время великих открытий, время строительства коммунизма, - я оперировал высокими словами, - Вам должно быть стыдно за свою работу, а точнее за то, как вы ее выполняете. А точнее не выполняете."
    Где-то я такое уже произносил? Но где же? Я так не вспомнил, сидел проверял тетради, а потом все-таки отправил злополучный перевод.

Глава девятая. Вот и все

    Две недели не изобиловали событиями.
    Поругался в магазине - продавщица обвесить хотела. Я брал полкило макарон, а она даже на такой копеечной сумме решила навариться... Сволочь...
    Первомай набирал обороты. Ранним утром я со своим классом присутствовал на демонстрации. Мой девятый "Б" помахал красными флажками, изображая образцово-показательных детей, и разошелся по домам. Я забежал в школу - дома делать все равно было нечего. Посидел с тетрадями, поставил оценки в журнал, в общем, всю мелочевую работу произвел.
    Ближе к восьми я был дома и позволил себе праздничный ужин. Я купил 300 грамм колбасного сыра, суп в пакетике со звездочками из теста, кусочек краковской колбасы и два ореховых пирожных. Был шикарный салют. Я вышел на улицу, чтобы его посмотреть. Настроение было довольно праздничным. Синие и фиолетовые птицы сбивались в стайку, а потом, словно кем-то напуганные, разлетались в разные стороны и растворялись в воздухе. Зеленоватые грифоны, как символы власти, залетали выше фиолетовых ласточек, дольше висели в воздухе и посматривали на нас скептически-советским взглядом. Красные воробьи взлетали невысоко, немного поклевывали воздух, и улетали, пока их никто не приметил.
    Около девяти раздался телефонный звонок.

     - Саша, привет! С праздником! - звонила Машенька.
     - Здравствуй, и тебя тоже с Первомаем, дорогая...
     - Саша, у меня сегодня двойной праздник, ты должен меня поздравить...
    "Неужели я забыл про ее день рождения?" - подумал я, но все равно сказал:
     - Поздравляю! А второй праздник какой?
     - Саша, я вышла замуж!

Часть вторая

Глава первая. Дальше

    Дверь купе отворилась, и моему взору предстала проводница.
     - Что будете пить? - предельно вежливо скосив глазами, она улыбнулась всеми 32 зубами.
     - Кофе, будьте добры, - сказал я.
     - Кофе нет.
     - Тогда чай.
     - И чая тоже.
    Вдруг человек, сидевший напротив меня, достал из кармана рублик и положил на стол.
     - Кофе, будьте любезны, - сказал он.
    Проводница возрадовалась и спросила:
     - А ваш товарищ что будет? - она любезно посмотрела на него, хотя, во-первых, ей следовало бы спросить у меня, а, во-вторых, я только что просил у нее кофе или чаю, на худой конец.
     - Товарищ, а товарищ? Ты что будешь? - гражданин улыбнулся. Тридцати двух зубов у него явно не насчитывалось, максимум двадцать пять...
     - Я? Я заплачу! Кофе, пожалуйста...
     - Одну минуту, - проводница с рублем в кармане бежала за нашим заказом.
     - Как тебя звать-то? - двадцатипятизубый гражданин обращался ко мне.
     - Саша, Александр.
     - А меня Андреем звать. Будем знакомы!
    Принесли кофе.
     - Ты едешь-то куда?
     - В Джыкалтау... Недалеко от Кустаная, километров 100, не больше, колхоз "Красная Зорька"... Передовой колхоз, может слыхали?
    Он не слыхал.
    "Вот ведь, есть еще на земле хорошие люди... Кофием угощает. Не все еще потеряно..."
     - И чего ты в такую даль? Чего там забыл?
    И правда, чего же я забыл? А чего я забыл там, где был до этого? Единственным утешением для меня здесь было ожидание Машеньки. Я ее любил. Но она вышла замуж, с чем я ее самолично и поздравил. Я не стал требовать возвращения 500 рублей... Они были нужны ей для свадьбы, конечно... Что я теперь буду делать в своем городе? Последней надеждой для меня стала возможность перемены обстановки и забытия. Ею я и воспользовался...      - По распределению, учителем, - соврал я.
    Вошла проводница.
     - А коньячку можно? - спросил мой новоявленный товарищ.
     - Ну если очень постараться, - проводница уже получала свой законно заработанный целковый и бежала за коньячком.
    Ближе к вечеру Андрюха меня окончательно споил, и я уже вовсю жаловался ему на тяжкую судьбу и измену Машеньки.
     - Суки они все! - я пил шестой стакан...
     - Правильно! К черту их... Давай лучше выпьем...
    Где-то после Уфы я уснул. Безмятежное постукивание колес поезда и коньячок с водкой способствовали глубокому сну.
    В пять утра проводница растолкала меня и сообщила, что поезд подходит к Федоровке - на этой станции мне следовало выходить.
     - А где Андрюха? - спросил я похмельным голосом.
     - Сошел... В Челябинске еще...
    Я поискал кошелек. Не нашел. Зато нашел записку: "Саш! Очень были нужны деньги, и я взял твой кошелек. Извини... В следующий раз увидимся-отдам. Бывай. Андрей"
    В кошельке было 300 рублей. Слава Богу, я остальные деньги в сапог положил.
     "Черт с тобой", - подумал я. Поезд остановился.

Глава вторая. Станционные смотрители

    Продолжение следует...