Рассказы от Stec`a

Об авторе

Ответ стека на "Философию Сволочи" maxmusica


Глава первая.

    "Штирлиц стал злым и нервнопаралитическим", - мыслишка просочилась в его утреннюю больную голову.
    Кэт взвизгнула. Голова жутко болела: отчасти из-за недосыпания, произошедшего по вине фрау Рихтер заходившей вчера на чашечку чая, отчасти из-за того, что только что шибанул рукой по радистке Кэт. Эта долбанутая Кэт снова скулила и не давала покоя больной голове.
    "Давно не вкалывал, - подумал Штирлиц - и не вколю, к черту ее!" Не соглашаясь со мной, Кэт еще разок жалобно взныла, за что в очередной раз получила кулаком. Кэт заткнулась...
    На часах стрелки плясали, образуя ненавистную мне свистопляску. Было без двадцати восемь.
    Часы меня тоже боялись. Каждое утро они получали от меня за свой (отнюдь не своевременный) звонок, а ведь мне так хотелось спать! Но пора в рейх, сегодня я был дежурным по столовой... Ой блин, что за дурацкие мысли, я уже не в России, а в Германии.
    Я встал и подошел к окошку.
    Денек был жуткий: солнце орало во всю глотку, что ровно через двадцать минут все добропорядочные граждане просто-напросто обязаны присутствовать на своих рабочих местах. Задницу в кресло и сиди, бумаги подписывай. Эти самые "добропорядочные граждане" будто мерзкая тля уже облепили автобусные остановки, и ,точно букашки, готовые пришибить друг друга за кусочек яблоневого листочка, боролись за право кинуть свою задницу на мягкое сиденье транспорта. Их контролировали солдаты и офицеры: кричали о передвижении парами и не создавании кучности.
    "Задницы, везде одни задницы! - я с треском вытащил из шкафчика чайничек и кинул его на плиту - Херня, товарищи - на службу надобно идти, а я все чай жду!"
    Почувствовав запах паленой пластмассы, Штирлиц проматерился на родном Воронежском и выключил газ. На плите догорал самонагревающийся чайник "Тефаль". "Никак не привыкну" - подумал Штирлиц.
    Чай оказался вовсе не вкусным, хотя эта дура его хвалила. "Ой - говорит - хороший такой, вот мы каждый вечер с мужем пьем". - У такой мымры муж еще, идиотина!
    Распахнув дверь подъезда, я увидел солнушко, которое постучало мне по башке... Оказалось, это было не солнышко, а солдат требующий документы, но при одевании мной фуражки с криком "Зиг Хайль" вытянул руку и чуть не сломал ее о деревянную дверь. "Дойчен Зоолдатн" - подумал я, улыбнулся и отдал честь.
    Все же, солнце светило с истинно русским упорством, и все казалось, что оно меня учтиво спрашивало, почему ж я ему не рад-то? Я его мысленно посылал, на что оно, как назло, отвечало еще большей яркостью сияния. "Чтоб ты сгорело, что ль?" - яростно додумал я.
    Сев в троллейбус, я нашел время порыться в кармане своего пиджака. "Че это такое? Откуда оно у меня? - я тупо рассматривал бумажку с какими-то циферками и буковками - Енто что за пароли? ... А! Шифровка из Москвы, зевнув промычал я по привычке дожевывая бумажку. Кондуктор, пристраивалась рядом и уже чего-то хотела рассказывать про вред безбилетной езды, но я вежливо откупился от нее бредней, военным билетом и аарийской карточкой.
    Вместо приятного женского голоса на записи что-то рассказывал полукричащий фанатичный отец фашизма. Я стал прислушиваться, но вскоре понял, что до меня ничего не доходит! "Отупел я чтоль в конец?" Я подошел к кондуктору и попросил объяснить что-де там вещают? Кондуктор ответила, что это нововведение, и теперь лозунги голосом Гитлера говорят вместо названия остановок.Неприятно удивленный, я все же попросил ее перевести мне столь приятную тираду сразу на славянский.
     Дверь уже закрывалась, а кондуктор мне подробнейшим образом называла остановку, на которой я должен был выйти... Пламенно вспомнив парижскую богоматерь, я проехал еще одну совершенно ненужную мне остановку, выпал из троллейбуса и продолжил свой путь в рейх.

Глава 2. Ягодки

    Недалече от остановки перекопали тротуар. Я, не задумываясь, шел, ибо не знал об инновации местного военного управления.
    Сапог промок насквозь, я проматерился и стал глазами искать рабочих. На скамейке во дворике сидели и курили три избитых бабенки в оранжевых нательниках лагерников. Я подошел к ним и, ударив грязным сапогом в морду одной, спросил:
     - Лагерщицы, позвольте, что это такое? Вы тротуар перекапываете?
     - Мы не перекапываем, - самая избитая, стряхнув с лица грязь, со страхом посмотрела на меня и художественно икнула.      - Мы, дык хер, ой, прощения просим, гер офицер окоп организовываем! - добавила вторая.
     - Какой, к чертовой матери, окоп? Ну, даже если окоп, то почему нет предупреждающих ограждений? Я, например, по вашей милости в грязюку вляпался, - сказал я, показывая левый ботинок и подол плаща трехгодичной давности.
     - Сию минуту поправим,- та, что сидела слева, демократично сплюнула мне на сапог, а две остальные поерзали рукавами по поверхности сапога. Грязь не отмывалась, и я, послав эту троицу на обоих языках пошел в рейхстаг. Спускаясь с горки и думая, тем временем, где бы помыть обувь, я незаметно подошел к рейхстагу.
    Вот здесь я работаю! Знакомьтесь, 321 рейхстаг - Серое здание проекта архитектора-выпускника казахских бескрайних степей. Летом в нем невозможно жарко, зимой холодно. Тут вам и огромный зал на 1000 человек, и маленькие камеры с койками всего в два ряда, и сумасшедшая планировка, теорему которой я запоминал полгода (и так до конца не запомнил), и сумасшедшие заключенные, и сумасшедшие коллеги... А вот и они!
     - Хай Гитлер, гер Штирлиц - это она мне чай рекомендовала - Как чаек?
     - Хельга Йович, разве сейчас чаевничаньем заниматься, война вокруг? Извините меня, пожалуйста, работа...
    Мымра проводила меня труднопонимаемым взглядом, означающим нечто среднее между осуждением и прощением-де - "вы такой милый, как вам не простить".
    Мой хищный девятый карцер под буквой "Б" уже приветствовал меня. Я окидывал евреев мимолетными пинками, так как до начала допроса оставалось уже не более двух минут. Вдруг на горизонте показался мой босс, Мюллер,но я не придал этому событию большого значения (как впоследствии оказалось зря).
     - Здравствуйте, гер Штирлиц! - эта гадина произносил мое имя нарочито четко, показывая всю значимость своей болтовни - Что у вас на ногах?
    Я секунды две подумал, что же у меня на ногах, и, все же не удержавшись, переспросил:
     - Где?      - На ногах, - еще больше отчетливости чудилось мне в ее голосе. "Ему бы Сталина озвучивать", - почему-то подумал я.
     - Это я в грязи испачкался, - непосредственно проговорил я - Там на улице окопов накопали, а знаков не поставили.
     - Так смотреть нужно! Мы с солдатами боремся, чтоб они в чистой обуви ходили, а вы какой пример им подаете?
     - Д-да, конечно, сейчас, - я уже бежал к туалету. Ну ведь не понимает эта фашистская морда ничего! Разве я виноват, что дорогу перекопали? И такие на должностях ведь! Идиотская страна!
    Звенела сирена, я стоял на одной ноге, подставив сапог под холодную струю воды, горячей не было. Это меня уже не удивляло - война. Евреи стояли возле камеры, прислоненные к стенам.

Глава 3

    Я и два аарийских солдата, зашли в камеру, евреи как-то хитро улыбались, что-то тут было определенно не так...
    Исаев, с днем рождения! - кто-то, лежащий в заднем ряду, скомандовал, и на "три-четыре" сводный хор 9го карцера "Б" спел мне дифирамбическую песенку "С днем рожденья тебя" на чисто русском языке.
     - Это вам от нашего карцера, - избитый Плейшнер, ведомый под руки солдатами, поднес мне зеленоватую корку хлеба и миску с чем то несьедобным. Ведь и правда у меня сегодня день рождения! Как я раньше не вспомнил? Вот те на!
     - Спасибо, ребята! Я очень тронут вашим подарком. Я и сам-то забыл о дне рожденья, а вы помните! - в ответ евреи что-то промычали запинываемые солдатами.
     - И тем не менее пора начинать допрос! Кто сегодня не хочет заработать по почкам?

     
* * *


    На переcменке я снова имел счастие увидеть Группенфюрера Мюллера. На этот раз он был благосклоннее.
     - Да, кстати, Штирлиц. С днем рождения вас! От всей души поздравляю, - он уже хотел поцеловаться, но я ненавязчиво отклонился от его телесных побуждений к действию. Он уже строже и сдержанней заметил, что сегодня следовало бы прийти на рейхсовет.
     - Да, конечно, я буду, - сказал я, хотя идти на рейхсовет мне не хотелось смертельно. "Может колбаски подарят в честь дня рожденья, а может и по сопатке за недобор пленных. Схожу, ладно уж", - подумал я. Мюллер отряхнулся, как старая утка после купания, и пошел по своим утиным делам.
    На горизонте промаячил угрюмый "пытковед", товарищ Рамштайнов (походящая ему фмилия). Ниче так мужик, но что-то боюсь я его...
     - Здравствуйте, гер Рамштайнов, - я уже пожимал трудяге руку.
     - Драсте-драсте! У тебя сегодня, говорят, денюха?
     - Что? Ах, день рождения! Да... Сегодня... Только я о нем и не вспомнил даже сам...
     - Эт ты, брат, зря! Праздники нужно любить и особенно отмечать. Угощаешь сегодня?
     - Антон Данилыч, у меня денег нет... За телефон еще не заплатил, какой тут...
     - Тогда я угощаю. Все путем... Заходи к вечеру - поболтаем, а то чего-то никто ко мне не заходит. Странно, обычно всех заносят... - И сделал что-то наподобие улыбки, после чего я резко ретировался.
    Решив, все-таки, что могу, я отправился объяснять 10му карцеру трагедию мирового капитализма, и смысл фашизма. В перемешку с Гитлеровшиной и пинками я направился вперед по коридору...
    Тяжело объяснить то, во что не веришь. Еще сложнее понять, во что же ты все-таки веришь. Так или иначе, деньги я получаю за изложение уже готового, пусть и неверного, но идеологически выдержанного материала, а не своих теофилских суждений. А посему, надо работать и делать то, чего от тебя ждут. В сумеречном состоянии я отправился вести допрос. 8 часов за решедчатыми окнами были благополучно прожиты, и я, уставший и изможднный, с болью в костяшках рук, отправился на рейхсовет.

Глава четвертая. Рейхсовет

    На совет вызвали одного из моих евреев, Диму Айсмана. Он систематически убегал из карцера, нарушал внутрикамерную дисциплину, подрывал общий аарийский дух и т.д. Мюллер вынудил его произнесть предсмертную речь о том, что аарийская расса всех победит, Россия - говно, и вообще послать Сталина... и всю обычную в таких случаях дребедень. После этого Мюллер приказал отвести бедного еврея на задний двор, подвел итоги недели, всыпал по первое число всему живому в радиусе 10 метров от себя и, наконец-то, притих.
    После него слово взял (ужас как не люблю официализмы, но он действительно это самое слово прямо-таки взял!) Борман - всемогущий заведующий агитационной частью по воспитательно-принудительной работе. Воспитывал он преимущественно офицеров, так как евреев боялся (они его не слушались), но был в фаворе у Мюллера, и поэтому мнил себя великим оратором.
     - А теперь о приятном: сегодня у группенфюрера Штирлица, день рождения. По этому поводу мы сегодня организуем маленький фуршет с избиениями. Прошу всех в мой кабинет.
    К столу Бормана были присобачены две парты, с характерными засохшими красными пятнами. Из-за этого пиршество у нас получалось какое-то "безнастроенное".
    Как я и ожидал, выдали сухой паек, состоящий из колбасы, пачки макарон, бутылки "Гитлер-фюрер" и вздувшихся консервов. Я предусмотрительно все это спрятал (ведь дома тоже надо кушать) и сел за стол.
    Этот самый стол ломился от тяжести четырех банок шпротов, 2х бутылок вискаря и одной моей "Гитлер-фюрер" (как она все же оказалась у них - мне было не ведомо).
    Тост взял Айсман.
     - История - есть наука о жизни. Также общеизвестно, что история через определенное время повторяется. Предлагаю выпить за то, чтобы этот день (как история) у Штирлица повторялся всю его длинную и счастливую (как история) жизнь... и еще... короче, ну вы меня поняли мужики.
    Мужики его, конечно, поняли и, хлопнув по одной, пустили слезу и завыли "Ah, mein liebe Awgustin!" Мюллер сильно налегал на вискарь, так что через полчаса у нас ничего не осталось.
    Следует заметить, что жизнь есть сборище парадоксов (мысли поперли после третьей рюмки). Вот кто больше пьет,а? Как вы думаете? В нашем рейхе, например, это те люди, про которых вы никогда не могли подумать ничего дурного подумать. Какой-нибудь добропорядочный группенфюрер, а пьет беленькую чуть ли не хлеще рейхсвюрера. Вот ведь как бывает.
    Вот и сейчас Мюллер уже хотел исполнить аарийскую национальную песню "Мутер", а Айсман вспоминал, за что же он пил только что... Я подумал, что мне стоит пойти домой, вежливо попрощался и направился к выходу. Подозреваю, что они там еще пили без меня, ну да а мне какое дело - мне уже хватит.

Глава 5. Демонические сны

    "Мне уже хватит", - подумал я покупая на последние деньги чекушку в киоске. "И чего это я сегодня так напился? Денег нету, а я тут вискарь пьянствую. Нельзя, хватит", - и, тем не менее, закусывал последний стакан данной мне в рейхе консервой с хлебом, а оказалось, зря говорят, что распухшие консервы вредны для здоровья. Было даже похоже на рыбу или курицу, но не это в общем важно.
"Надо сварить макароны, но лень", - думал я, ложась на диван и засыпая.
     - Штирлиц, здравствуйте! Идите ко мне, - я продрал глаза и увидел Мюллера, стоявшего по пояс в воде с распростертыми обьятиями. Я огляделся: это был какой-то образцово-показательный пляж вроде тех, что бывают в собственности у членов нашего ЦК.
     Я поморщился: Мюллер с его волосатой грудью и виднеющимися из воды "Семейными трусами" с символикой Советского Союза никак не входил в план моего пребывания на этом курорте.
    Вместо него вдруг оказалась Маша. "Уже лучше", - подумал я и направился к ней.
     - Что ты здесь делаешь, Машенька? Как я рад тебя видеть, дорогая!
     - Мы здесь окоп устраиваем, - вместо купальника на Машеньке уже был надет оранжевый нательник - А ежели не нравится, тогда идите к товарищу "Раммштайнову" и жалуйтесь!
     - К кому?, - я упорно не понимал суть происходящего.
     - На руках у вас что? Я вас спрашиваю, что у вас на руках?, - вместо Машеньки передо мной уже находился Борман, одетый как грузинский чабан.
    Я посмотрел на руки. На них были надеты валенки.
     - Валенки, - я ни капли не соврал.
     - Да разве это валенки? Мы всем своим пастухам велим надевать сапоги, а вы в валенках! Какой пример вы им подаете? Да, кстати, вы проехали свою остановку, - неприятный голос Гитлера с записи объявлял мне радостную весть.
     - Какую остановку?, - на что Мюллер, снова очутившийся передо мной, настоятельно порекомендовал больше не пропускать уроков, хорошо учиться, а не то меня исключат из пионеров и отшлепают, - после этого он достал из под полы деревянную дощечку с рукояткой, на которой величественно блистали закругленные шипы, и медленно начал подходить ко мне, приговаривая голосом Владимира Ильича:
     - ААА, товарищ, да вы дьянной пайтизанишко, а как нам йеойганизовать Йабкин??      - Конечно, я больше не буду, - пролепетал я, уже стоя в валенках в воде, с рюмкой в руке...
    Вдруг где-то послышался звонок.
     - Что это, - спросил я, но никто не отвечал. В квартире было темно, звонил связной аппарат.
    "Приснилось", - понял я. Аппарат настойчиво требовал оказания внимания с моей стороны. Я нехотя встал и подошел к аппарату, возле которого тихо посапывала связанная радистка.
     - Алло? - пробил я морзянкой.
     - Саша, здравствуй, это я! - пропикало в ответ.
    В трубке было слышно попикивание морзянки моей Машеньки. Вот уже почти пять месяцев, как она уехала в Москву, она там учится в театральном, и мы не виделись. Ох, знал бы кто, как я по ней соскучился.
     - Привет, дорогая моя. Но почему в такой час? - От радости я даже начал заикаться и перепутал 2 коротких с одним длинным, но моя родная все равно поймет меня.
     - Али ты не рад моему сеансу связи? - ох уж, любят эти женщины над нами издеваться. - Ты заикаешься, что с тобой?
     - Три часа ночи, и у меня бодун, вполне нормально для этого времени дрожат руки...
     - Ладно. У меня срочное дело. Мне нужно немного денег...
     - Эх, Машка! Мне ли они не нужны?
     - Мне очень нужны... Экзамены - без денег здесь ничего не получится... Смог бы ты достать мне рублей, скажем, 500?
     - Сколько? Откуда у меня при зарплате в 120 у.е. такая сумма?
     - Сашенька, ну постарайся, я тебя очень прошу. Ты ведь не хочешь чтобы я расплачивалась натурой?
    Я подумал и понял, что и правда не хочу:
     - Когда?
     - Через два дня...
     - Я постараюсь...
     - Спасибо, Сашка. Целую, денег больше нет на разговоры! - Аппарат больше не издавал ни звука, ни пика...
    "Где я ей найду такие деньги?" Таракан учтиво поклонился мне и убежал с куска хлеба, неосмотрительно оставленной мной на столе. "Херня, товарищи!" - подумал я - "Вот тебе и секс по телефону".

Глава шестая. Бабки.

    Так толком и не поспав, с утра я пошел по знакомым - деньги собирать.
    Первым пунктом моей сегодняшней увеселительной программы была встреча с Пастором Шлаком, нашим связным. Один хрен, его на днях повяжут: не нужно ему было наверное так напиваться и распевать "Катюшу", писая на прохожих с балкона.
    Друзья мы с ним, можно сказать, со школьной скамьи, в бассейн вместе еще ходили, кажется, (или это не с ним). Не помню так, чтобы очень... Работал он сейчас на каком-то заводе главным инженером. Ну, думаю, такой человек даст взаймы, это как пить дать.
    Подойдя к дому, я увидел его жену в болгарских брюках, явно не на нее шитых (размерчик маловат), выносящую какие-то мешки и ведра. Вскоре показался и сам хозяин... Я подошел как раз в тот момент, когда Василий (так его звали в Союзе) открывал багажник своего "Шлиппенгауса".
     - Молодой человек, вы что-то хотели? - его женушка сердито отгоняла меня от машины.
     - Да, Елена Васильевна, здравствуйте. Я хотел бы... вот... - начал было я
     - Вася, это же Александр Николаич!
     - Какой еще Александр Николаич? - бурчал из багажника Васька, пытаясь уместить в нем все ведра и мешки - Штирлиц!!! - он вдруг вылез и очень удивился.
     - Какими судьбами у нас? - спросил он, на самом деле думая "Чего тебе надо от меня?"
     - Здравствуй, Вася! Я, это... за помощью...
    Васька расчухал, что сейчас придется давать взаймы, и сказал:
     - А мы, вот уже почти уехали...
     -Куда уехали?
     - В Союз, куда же еще?! Весенние работы... У нас там, как помнишь, огород...
     - Ааа!!! Весенние работы - это хорошо... Вась, у меня к тебе вот какое дело: мне надо срочно занять 500 рублей.
    Василий, никак не ожидавший такого поворота событий, переспросил:
     - Сколько?
     - 500 рублей, - спокойно повторил я.
     - Саша, ну ты сам понимаешь, что это невозможно! Мы вот, понимаешь,сами не можем баксы разменять... - при этом он посмотрел сначала на жену, а потом на машину.
     - Вася, Машеньке срочно требуется... Дай сколько сможешь, очень нужно!
    Он сбегал наверх в квартиру и, пыхтя, притащил стольник.      - Больше не могу, извини, - я его уже простил и с благодарностью пожимал руку, другой, в то же время, засовывая деньги в карман.
    Я запрыгнул в троллейбус, проехал три остановки и направился к Ане. С ней мы работали в перевоспитательном центре для особо секретных заключенных. Она тоже была из наших, одно время даже встречались, ну не сказать, чтобы очень, но нормально, не часто, но все-таки... И вот сейчас я шел просить у неё помощи.
    Она тоже удивилась, увидев меня на пороге. Поразительно, но я никогда не вхожу в людские планы. Если я и появляюсь на их пути, то мне все бывают очень удивлены.
     - Ну, заходи, не стой на пороге!
    Аня была умной женщиной, и поэтому сразу спросила: "Сколько?" Я же не стал испытывать судьбу и сказал:
     - 400 Рублей...      - Ну, еще б он марок просил! У самого куча, ишь нашелся: в германской стране ему еще и рубли... - она рассказала мне про свое трудное материальное положение, и мы сошлись на сумме в 300 рублей со сроком отдачи через полгода. Я выпил чаю и вышел из ее квартиры.
    "Ладно, еще 100 возьму в счет зарплаты", - подумал я и только зашел в лифт, думая о приятном, как вдруг свет погас, и лифт благополучно встал. "Запалили", - подумал я и приготовил капсулу с цианидом.

Глава седьмая. Лифт

    Было жутко темно, паршиво и неприятно. Я ждал чего-то неопределенного: или они могли пустить сонный газ или просто ворваться в любую минуту, поэтому я зажал между зубами ампулу с цианидом и обреченно ждал. Не сказать, чтобы было страшно, но и развлечением это тоже не было. Прислонясь к задней стенке лифта, я оперся рукой на боковую панель с кнопочками. В тот же момент жующий голос из динамика спросил:
     - Улица, номер дома, подъезда, между какими этажами застряли? - от неожиданности я даже подпрыгнул, но потом понял, что нажал на кнопку вызова в лифте.
     - Пупкин Штрассе, третий дом, где-то между третьим и пятым этажом, - отвечал я, зная что на том конце всем до меня абсолютно пофиг.
     - Ждите, - ответили там и брякнули ложкой по банке.
    Радостное чувство охватило меня: "а вдруг я просто застрял, и никакой засады нет", - улыбка расплылась на моем небритом и заспанном челе... Приблизительно через полчаса послышались два пьяных голоса:
     - Гер Рихтер, вы сегодня трезвый?
     - Поч-чти...
     - Значит, надо выпить!
     - Денег нет...
     - Значит надо достать эти самые деньги!
     - Логично... - затем последовал смачный ИК!!
    Они, видимо, и вправду не знали, на какие шиши им опохмелиться.
     -Товарищи лифтеры, я здесь, - они уже шли ко мне.
     - Чего орешь, застрял чтоли?
     -Ну конечно! Помогите! Откройте, пожалуйста, лифт...
     - А скоко дашь?
     - Я буду жаловаться в РАБКРИН, в Политбюро, это дело дойдет лично до Гитлера - я подумал, что это - бесплатная служба и платить не захотел, не обратив внимания на то, какую чушь я нес.
     - Да он тоже нетрезв! Ну, не хочешь - как хочешь...
     - Стойте, 10 марок, идет?
     - За 10 марок лифтеров вызывай! Пошли отсюда!
     - Постойте, а вы разве не лифтеры?
     - Гер Рихтер, вы лифтер?
     - НеА
     - И я не лифтер! Мы - граждане Фашистской Германии, - затем они резко выпрямились и громко крикнули "Зиг хайль", вытянув правые руки вперед.
     - 20 марок, - я чуть не плакал - так жалко мне было эти деньги.
     - Вот, это другое дело! - они разворотили дверь этажом выше и каким-то крюком подтащили меня к выходу.
     - А лифт вы чинить не собираетесь? - они, конечно же, не собирались, о чем мне и поведали.     Я отдал им обещанные 20 марок и отправился домой, пожевывая ампулу с уже давно выветрившимся цианидом...

    На этом, пока, все...